Как известно, под понятием традиционно имеют в виду мысль или систему мыслей, отражающую в обобщенной форме предметы и явления объективной действительности и существенные – а не внешние -- связи между ними. Научные понятия и их системы, в отличие от понятий в широком смысле, отображают фрагменты действительности, изучаемые различными науками и научными теориями, а также результаты обобщения опыта, полученного в процессе такого изучения. И понятия в широком смысле, и научные понятия материализуются в языковой форме – в виде отдельных слов или словосочетаний. В случае научных понятий последние представляют собой термины. В процессе изучения происходит углубление знаний о действительности. Но это имеет место только тогда, когда, во-первых, применяемые в процессе познания умственные действия отражают объективную, а не мнимую сущность изучаемого предмета, явления или связи, а во-вторых – когда они опредмечены правильно, если избранные для их обозначения слова или словосочетания адекватно выражают суть определяемого понятия. Иными словами, понятия, обретающие свое реальное мыслительно-речевое бытие лишь в составе определенной теории, должны иметь «относительно ясное и устойчивое содержание и сравнительно четко очерченный объем» [1.С.272]. Только в этом случае из их совокупности можно логически вывести новые знания об объектах, изучаемых данной теорией. Понятия представляют собой итог познания предмета или явления на данный момент. В современном переводоведении для описания процесса перевода широко используется словосочетание «стратегия перевода». Его можно встретить как в научной, так и в учебной литературе, а также в разного рода нормативных документах – в учебных программах, планах, экзаменационных билетах и т.п. Это словосочетание, употребление которого носит безоговорочный характер, явно претендует на терминологичность, а обозначаемое им понятие – на принадлежность к основополагающим понятиям переводоведения. Однако при попытке выяснить, что именно наука о переводе понимает под стратегией перевода и насколько употребление этого словосочетания углубляет наши знания о действительности (в данном случае о процессе перевода), выявляется далеко не однозначная картина. Во-первых, этот термин (если его считать таковым) существует в нескольких вариантах. Наряду со «стратегией перевода» можно встретить словосочетания «тактика перевода», «стратегия переводчика», «переводческая стратегия», и даже «стратегия поведения переводчика в процессе перевода». Все эти словосочетания употребляются в качестве семантических вариантов не только различными, но иногда одними и теми же авторами. Терминологическая вариантность – явление объективное, однако необходимым условием ее существования является идентичность специального понятия в рамках терминосистемы, а сам термин по определению должен точно выражать обозначаемое им понятие. Совершенно очевидно, что в данном случае это условие не соблюдено. «Стратегия перевода» и «тактика перевода», не говоря уже о «стратегия поведения переводчика в процессе перевода, явно не одно и то же. Во-вторых, определение «стратегии перевода» отсутствует в «Толковом переводоведческом словаре» Л.Л.Нелюбина, самом полном на сегодняшний день специальном переводоведческом справочном пособии, «которое содержит 2028 словарных статей, экстрагированных из 224 источников» [2.С.2]. Между тем, словосочетанием «стратегия перевода» широко пользовались, в частности, А.Д.Швейцер, В.Н.Комиссаров и продолжают пользоваться их последователи. В чем же тогда тут дело? Возможно, Л.Л.Нелюбин просто не пожелал его «экстрагировать»? Но почему? И – что самое удивительное – не пожелал его «экстрагировать» и В.Н.Комиссаров, снабдивший свое учебное пособие «Современное переводоведение» (2001) кратким словарем переводческих терминов. В этот словарь «переводческую стратегию» он также не включил. Не включил ее и Р.К.Миньяр-Белоручев в монографию «Общая теория перевода и устный перевод». В-третьих, и это самое главное, не только разные, но порою даже одни и те же исследователи вкладывают в это словосочетание разное содержание. С одной стороны, его употребляют в самом широком смысле, в значении «как надо переводить, искусство перевода». Часто в этом случае говорят об общей «стратегии перевода». Встречаются и семантически близкие обозначения. Н.А.Крюков в учебном пособии «Теория перевода» говорит о плане деятельности, который вырабатывает переводчик [3.С.48], но одновременно употребляет и словосочетание «стратегия перевода», а также, в качестве варианта, словосочетание «стратегическая линия». Последнюю он определяет как то, «что нужно сделать для того, чтобы рецептивный смысл, извлекаемый иноязычным и инокультурным коммуникантом, оказался аналогичным в своих существенных чертах интенциональному смыслу автора» [3. С.159-160]. Что конкретно надлежит сделать, чтобы достичь этой бесспорной цели, авторы, как правило, не уточняют, поскольку преобладает мнение, что «стратегию перевода» можно и должно вырабатывать, а затем и реализовать каждому переводчику самостоятельно. В частности, А.Д.Швейцер, который исходил из того, что перевод, представляющий собой «процесс выбора, детерминированный множеством переменных, … не может быть жестко детерминирован» [4.С.63], полагал, что перевод как процесс состоит из двух основных этапов: выработки программы переводческих действий (стратегии) и претворения в жизнь этой программы. Разделяя взгляды тех исследователей, которые считали, что совокупность отношений компонентов процесса перевода представляют собой «нечетко определенную» систему, а сам процесс перевода – целиком и полностью эвристическую игру, А.Д.Швейцер приходил к выводу, что первый этап включает в себя не более или менее обязательные рациональные операции, которые науке следует стремиться выявить, а серию субъективных, в соответствии с личными аксиологическими представлениями переводчика, выборов: буквальный – вольный – дословный – точный перевод и т.п. Говорил он и об «общей стратегии перевода», в рамках которой, в частности, следует решать вопрос о передаче временного и национального своеобразия исходного текста. Хотя считается, что существуют лишь «общие принципы переводческой стратегии», тем не менее элементами «переводческой стратегии и техники» следует овладевать. В этой связи говорят и о «стратегических задачах отдельных видов переводов». В художественном переводе, например, «стратегическая задача заключается в передаче художественно -- эстетической функции оригинала» [5]. «Стратегия перевода» может обозначать и принципиальные подходы к решению частных проблем ( = «как надо переводить или делать что-либо») в рамках общей задачи (общей «стратегии перевода»). Некоторые авторы говорят об «общей стратегии преодоления буквализмов и нахождения оптимального варианта» [6.С.24], о «стратегии переводческого решения» (то есть как надо принимать решение) [4.С.21], о «стратегии распределения внимания (== «как следует рационально распределять внимание») [7.С.113], или о «стратегиях, обеспечивающих эффективное распределение когнитивных возможностей переводчика и предотвращающих переизбыток словесной информации» [7.С.110]. К последним, в частности, относят использование приема генерализации, сознательный пропуск информации, добавления и т.п. С другой стороны, словосочетание «стратегия перевода» употребляют для обозначения общих переводческих подходов при переводе. Например, «стратегия девербализации» -- это концентрация на смысле изложения больше чем на форме [7. С.109]. В аналогичном контексте говорят также о «стратегии импровизации», о «стратегии поэтического перевода» и т.п.. Основываясь на субъективных целевых установках, выделяют «стратегию буквального и вольного перевода», «стратегию жанровой поэтической стилизации», «стратегию нерифмованного перевода» [8.С.7, 309, 315], «стратегию форенизации и доместикации» [9.С.172] («стратегию экзотизации и освоения» по другой терминологии [10.С.7]) и т.п.. А.Д.Швейцер, отождествлявший, кстати, «переводческую стратегию» с механизмом перевода, считал, что в рамках этой «стратегии» переводчик «должен сделать принципиальный выбор – сохранить ли конвенции (нормы – А.В.) исходного текста или заменить их конвенциями перевода» [4.С.33]. Аналогичным образом Т.А.Казакова пишет о так называемом «семантическом переводе»: «Процесс семантического перевода представляет собой естественное взаимодействие двух стратегий: стратегия ориентирования на способ выражения, принятый в переводящем языке, и стратегия ориентирования на сохранение особенностей исходной формы выражения» [11.С.14]. Сюда же вплотную примыкает и реализация так называемых прагматических сверхзадач. «Стратегию перевода» можно строить и перестраивать [4.С.26-27]. Употребляют словосочетание «стратегия перевода» и для обозначения методов, используемых для достижения целей, сформулированных при выборе «стратегии перевода», общей или частной («стратегия проб и ошибок», «стратегия линейности и вероятностного прогнозирования» [12.С.4] и т.п.). Кроме того, во многих случаях это словосочетание обозначает конкретные переводческие приемы, включавшиеся А.Д.Швейцером в понятие «технология перевода»: «стратегия ожидания», «стратегия столлинга» [12. С.4,7], «стратегия подстановки прямых и синтаксических соответствий» [4.С.24 ]. Р.К.Миньяр-Белоручев фактически отождествлял «стратегию перевода» с методами перевода, которые он определял «как целенаправленную систему взаимосвязанных приемов, учитывающую вид перевода и закономерно существующие способы перевода» [13.С.155]. Р.К.Миньяр-Белоручев выделял таких методов три: метод сегментации текста, метод записей и метод трансформации исходного текста [13. С.193] -- и делал попытку разложить их на операции. В ряде случаев конкретное содержание понятия оказывается вообще неясным. Что, например, такое «этап определения смысловой стратегии и тактики текста», выделяемый некоторыми исследователями в процедуре «предпереводческого» анализа [14. С.41]? Или «принцип стратегии»[12.С.1]? А «стратегия креативности», «творческие стратегии переводчика» [8.С.336,6] или «стратегия поиска индивидуальных творческих решений» [5. С.19], учитывая, что, по общему мнению, творческие, эвристические акты по определению непознаваемы? Сказать трудно. Иногда восприятие понятия осложняется неудачно сформулированными выводами типа «Понятия «стратегии перевода» и «проблемы» перевода оказываются равнозначными» [10.С.66]. Таким образом, получается, что «переводческая стратегия» -- это одновременно и всего лишь «своеобразное переводческое мышление, которое лежит в основе действий переводчика» [15. С.356] (надо все делать творчески, т.е. хорошо), и планы, направленные на решение конкретных задач, составляющих его общую задачу. При попытках конкретизировать номенклатуру «стратегий» в перечень частных стратегий, составляющих общую «стратегию перевода» (переводчика), включают как общие подходы, методы, планы, так и операции – осознанные и полуинтуитивные. Например, Н.А.Дьяконова [10.С.166]. в процессе художественного перевода выделяет восемь стратегий: -- стратегию уяснения жанрово-стилевой принадлежности текста, -- стратегию определения доминантной плотности текста, -- стратегию вероятностного прогнозирования, -- стратегию проб и ошибок, -- стратегию компрессии/декомпрессии, -- стратегию компенсирующих модификаций, -- стратегию передачи мироощущения, -- стратегию дословного перевода. Как считает Л.С.Макарова, в художественном переводе «применение тех или иных переводческих стратегий может прогнозироваться с высокой степенью вероятности. При этом речь идет не о конкретных приемах перевода, а о типологически общих подходах к переводу, в которых проявляются ценностные установки и «внутренняя» цензура художественного перевода» [8.С.337]. Номенклатура «переводческих стратегий» при этом у нее совершенно другая, хотя компоненты ее, как и у Н.А.Дьяконовой, в принципе объективно существуют. Но, поскольку они носят разноплановый характер и конкретность их отвергается, объем самого понятия «стратегия перевода» при этом становится нечетким. Согласно В.Н.Комиссарову, «переводческая стратегия» («стратегия переводчика») существует в виде ряда вариантов. Она охватывает три группы общих принципов осуществления процесса перевода: некоторые исходные постулаты, выбор общего направления действий, которым переводчик будет руководствоваться при принятии конкретных решений, и выбор характера и последовательности действий в процессе перевода. К первой группе принципов В.Н.Комиссаров относил «стремление как можно полнее понять переводимый текст и найти ему точное соответствие в ПЯ», уважение к оригиналу, понимание того, что «любая часть текста может представлять явные или скрытые переводческие проблемы», критическое отношение переводчика к своим действиям, принцип «максимум усилий для нахождения лучшего варианта», «недопустимость бездумных или поверхностных решений». Вторая группа принципов, по классификации В.Н.Комиссарова, включает в себя определение цели перевода и «доминанты переводческого процесса», выбор способов передачи исходного сообщения, а также учет реального употребления в языке перевода избираемого варианта, практических условий работы переводчика (сжатые сроки, возможность пользоваться оргтехникой и т.п.). К третьей группе он относил «правило, что понимание предшествует переводу» (последнее, кстати, категорически отрицается Т.А.Казаковой), выделение в тексте последовательных отрезков текста и строгое соблюдение принципа последовательности их перевода. К «вариативным» элементам «переводческой стратегии» В.Н.Комиссаров причислял предварительное ознакомление с предметом исходного сообщения (путем изучения «параллельных (?) текстов на ПЯ», справочников и энциклопедий), а также со всем текстом оригинала до начала перевода. Сюда же он относил и такие экзотические для профессионального переводчика операции, как составление списка терминов и незнакомых слов, дословный перевод, чтение вслух отрезков перевода и «преобладание предпереводческого (!) анализа или (!) постпереводческого редактирования (!) [5.С.33-35,77]. О причинах такого подхода будет сказано ниже. Как видим, все так называемые варианты «переводческой стратегии» носят по преимуществу не научный, а бытовой характер, а объем понятия «переводческая стратегия» («стратегия переводчика», «стратегия перевода» и т.д.) становится неопределенным. Неопределенность понятия обусловила и неадекватность его материализации в языковой форме. Подавляющее большинство авторов, пользующихся словосочетанием «стратегия перевода», не приводят его дефиниции или хотя бы разъяснения, что это такое. Попыток дать ему научное определение или толкование в отечественной литературе немного. А.Д.Швейцер, подчеркивая, что он в данном случае пользуется терминологией психолингвистики, а не переводоведения, определял «стратегию перевода» как программу переводческих действий [4. С.65]. Н.К.Гарбовский в своем учебном пособии «Теория перевода» (2004) поясняет, что стратегия перевода – это определенная генеральная линия поведения переводчика, стратегия преобразования им исходного текста в виде «деформации» последнего, когда решается вопрос о том, чем жертвовать [16. С.502]. А.Н.Злобин вслед за Х.Крингсом (ФРГ) считает, что «переводческие стратегии» -- это потенциально осознанные (курсив мой – А.В.) планы переводчика, направленные на решение конкретной задачи, а именно микро- и макростратегии, т.е. способы решения целого ряда переводческих проблем и пути решения одной проблемы [17.С.122]. В.М.Илюхин определяет стратегию в синхронном переводе как «метод выполнения переводческой задачи, заключающийся в адекватной передаче с исходного языка (ИЯ) на переводящий (ПЯ) коммуникативной интенции отправителя с учетом культурологических и личностных особенностей оратора, базового уровня, языковой надкатегории и подкатегории» [12.С.5]. Весьма характерно определение, данное «стратегии перевода» Н.А.Дьяконовой. Она определяет «стратегию перевода» как «нечто (курсив мой – А.В.) «запланированное», «целенаправленное», «ориентированное на успех», «систематическое», «постепенно развивающееся», «направленное на решение комплексной задачи» [10.С.65-66]. Если считать существительное «стратегия», являющееся ядром упомянутого выше словосочетания, термином, то на первый взгляд может показаться, что он появился в терминологии переводоведения в результате ретерминологизации, будучи заимствован из военного дела. Так и воспринимают его некоторые исследователи [10. С.64]. Однако это справедливо только с формально-этимологической точки зрения. В военном деле стратегия означает составную часть военного искусства, представляющую ее высшую область и охватывающую вопросы теории и практики подготовки вооруженных сил к войне и ее ведения. В переносном, бытовом смысле стратегия означает искусство планирования руководства чем-либо, основанного на правильных и далеко идущих прогнозах. «Стратегический» означает «охватывающий общие, основные установки, важные для подготовки и осуществления чего-либо» [18.С.582-583]. В переводоведении данный термин неточно выражает суть обозначаемого им явления. Последнюю точнее было бы выразить термином «тактика». В военном деле тактика – это составная часть военного искусства, включающая в себя теорию и практику подготовки, а также способы и приемы, избранные для ведения боя. В переносном смысле тактика обозначает приемы и способы достижения какой-либо цели или линию поведения кого-либо [18. С.593]. Таким образом, совершенно очевидно, что для выражения сути обозначаемого явления больше подходит второй термин. Его, как уже говорилось, в переводоведении нередко употребляли в качестве семантического варианта термина «стратегия», хотя обозначаемые этими терминами понятия не идентичны. В конце концов преимущество было отдано «стратегии». Но можно ли в данном случае говорить пусть и о небрежном, но, тем не менее, естественном терминотворчестве внутри русского языка? По всей видимости, нет. В пользу этого, в частности, говорит и употребление данного существительного во множественном числе. Скорее всего, термин был некритически заимствован посредством калькирования из англоязычной переводоведческой литературы, куда он попал также не из терминосистемы военного дела, а из бытовой сферы. Возможно, это произошло опосредованно, через психологию, где данный термин также принят и где обозначаемое им понятие долгое время трактовалось широко и страдало излишней абстрактностью. Попытки его конкретизировать (например, введя понятие деятельностной стратегии) и дать ему четкую дефиницию были предприняты не так давно [19.С.28-29]. Терминосистема психологии, более старая и устоявшаяся по сравнению с терминологией переводоведения, оказала на последнюю большое влияние, как положительное, так и отрицательное. В результате для части понятий переводоведения также стала характерной неопределенность и излишняя абстрактность. Весьма возможно, что в психологию термин «стратегия» вначале попал в результате ретерминологизации из терминосистемы военного дела со значением «общий принципиальный путь организации исследования», а затем в результате калькирования он приобрел значение «метод» [20.С.359]. В бытовом английском языке существительное strategy относится к категории лексических единиц с размытой семантикой и означает a plan, method, or series of maneuvers or stratagems for obtaining a specific goal or result, skill in managing any affair. Вследствие этого и словосочетание «стратегия перевода» обнаруживает терминологическую неопределенность. Им, таким образом, можно было бы иллюстрировать тезис о вреде необоснованного и необдуманного калькирования. В терминологии переводоведения любого языка словосочетание «стратегия перевода» отражает общую неопределенность, размытость онтологических представлений не только о переводе как процессе, но и о переводоведении как науке. В переводоведческой литературе и поныне бытуют взгляды, в той или иной форме пропагандирующие идею о том, что «в принципе переводить могут все, кто знает иностранный язык» [21. С.42]. Как правило, такие взгляды высказывают те, кто, не имея базового переводческого образования, а иногда и опыта профессиональной переводческой деятельности, желает самовыразиться на почве переводоведения. И никакое мнение специалистов о том, что это совсем не так, что «переводить на профессиональном уровне способны далеко не все билингвы и полиглоты» [9. С.174-175], не может их переубедить, поскольку представление большинства авторов таких взглядов о переводе базируется по большей части на опыте перевода предложений из сборников упражнений по грамматике или лексике изучавшегося ими иностранного языка, или, в лучшем случае, из сборников «предпереводческих упражнений». Укоренению таких взглядов способствует, помимо прочего, и малоудачные (опять-таки чаще всего калькированные) переводоведческие термины типа «естественный перевод» или «естественный переводчик». В научно-теоретическом плане живучести подобных взглядов способствовал ряд факторов. Во-первых, «отечественное переводоведение во многих отношениях вышло из трудов Я.И.Рецкера» [9.С.170], и поэтому в сознании переводоведов с самого начала укоренилось абсолютно ошибочное восприятие перевода как процесса преобразования формальных языковых структур исходного языка в формальные языковые структуры языка перевода с учетом неких закономерных соответствий. Такое преобразование якобы должно сопровождаться установлением эквивалентности между структурными элементами текста «вплоть до отдельных языковых единиц» [22.С.11]. Естественно, что подобную операцию можно выполнить лишь в отношении конкретной пары языков. Поэтому теория перевода на начальном этапе развивалась по преимуществу как частная теория перевода, а вопрос о возможности построения общей теории перевода даже в 1970 г. оставался дискуссионным [23] (о правомерности существования частных теорий перевода см. [24]). Указанного онтологически ошибочного взгляда на процесс перевода не смогло поколебать даже выдающееся открытие, сделанное В.Н.Комиссаровым, который осознал, что «языковые единицы, составляющие текст, сами по себе не являются объектом перевода» [5.С.18]. Это открытие осталось незамеченным. Ни на теорию, ни на практику, ни на дидактику перевода никакого влияния оно не оказало. Два взаимоисключающих онтологических представления о переводе мирно сосуществовали даже у одного и того же теоретика, В.Н.Комиссарова [5. С.18,65], не говоря уже о широких кругах преподавателей перевода и переводчиков-практиков, у которых, вследствие общей некритичности переводоведческой литературы, они и по сей день продолжают функционировать как бы в разных астральных плоскостях. Такое положение усложняется терминологической неупорядоченностью переводоведения. Например, В.Н.Комиссаров понимал перевод как вид языкового посредничества, включающего в себя как лингвистические, так и экстралингвистические, в том числе и организационные, аспекты, связанные с таким посредничеством, то есть с языковым обслуживанием. В то же время А.Д.Швейцер, сочувствовавший взглядам восточногерманского исследователя Г.Егера, считал, что языковое посредничество – это лишь фаза перекодирования с одного естественного языка на другой в процессе перевода [4.С.43]. Такая многозначность – а фактически неопределенность – словосочетания «языковое посредничество» породила неопределенность терминов, в определение которых оно входило, что, по всей вероятности, в числе прочего, и дало В.Н.Комиссарову основание утверждать, что остается неясным, что именно моделируется при построении моделей перевода [22.С.8]. Небрежное терминотворчество, подобно вирусу, неизбежно поражает -- и в конечном итоге разрушает -- всю терминосистему. Во-вторых, иногда в литературе подвергается сомнению практическая ценность (а фактически и целесообразность) каких бы то ни было теоретических исследований в области перевода. Справедливости ради следует отметить, что, как ни странно, отношение теории к переводческой практике для некоторых основоположников теории перевода с самого начала было неясным [23.С.36]. Остается оно таковым для части исследователей и сейчас. Давно ставший аксиомой тезис о том, что практика без теории слепа, некоторыми авторами решительно отвергается. «Теория перевода нужна не столько переводчикам-практикам, сколько методистам, языковедам, философам, логикам и когнитологам, -- утверждает, например, Н.К.Рябцева и добавляет: «Переводчик-профессионал, сталкиваясь с практическими трудностями при переводе, нуждается не в теории, а в знакомстве с чужим (= имеющимся) опытом» [21.С.45]. Таким образом научное осмысление процесса перевода сводится к «вещи в себе», своего рода любомудрию, призванному, очевидно, лишь поразить других «любомудров» оригинальностью, экзотичностью своей концепции. К таким «любомудрам» почему-то причислены и методисты, несмотря на то, что они по определению призваны научить профессиональных переводчиков и их наставников применять теоретические наработки на практике. Впрочем, если, как считает Н.К.Рябцева, переводить может каждый и между мыслью и ее выражением нет однозначного соответствия, а выбор способа экспликации мысли – исключительно эвристический акт, то, действительно, ни методисты, ни просто преподаватели перевода абсолютно не нужны. Как, впрочем, и почти все преподаватели Литературного института, факультетов журналистики и т.п. Отношения в процессе перевода как когнитивной деятельности в рамках указанного подхода фактически сведены к дихотомии: либо жестко моделируемый процесс, либо на сто процентов эвристические акты. Такое представление о переводе, на наш взгляд, является вульгарным. Объективно оно отражает капитуляцию перед трудностями на пути научного познания объективной действительности. По мере развития науки, если она действительно развивается, понятия о предметах и явлениях должны уточняться, углубляться и совершенствоваться. Однако вместо того чтобы выявить и четко обозначить пока еще не решенные проблемы теории перевода, сконцентрировать научные исследования на их решении, а организационные усилия – на создании соответствующих научно -- теоретическим установкам оптимальных условий для успешной подготовки профессиональных переводчиков, теоретики переводоведения, а вслед за ними и преподаватели перевода, пропагандируют (в том числе и в студенческой аудитории, с чем приходится вновь и вновь сталкиваться) идею непознаваемости процесса перевода и принципиальной невозможности ему научить, поскольку это, мол, дается от Бога. Научить можно разве что «закономерным соответствиям» (Подробнее о роли «закономерных соответствий» в переводе см.[25]). Научная мысль на укоренившиеся онтологически ошибочные взгляды практически не реагирует, а молчание, как известно, знак согласия. На сегодняшний день объем понятия «стратегия перевода» носит в значительной мере неопределенный характер. Какие конкретно существенные признаки в него входят, на современном этапе переводоведением фактически не выявлено. Это по-прежнему «нечто» преимущественно на уровне подсознательного. Установлено только, что «стратегия перевода» может быть правильной или неправильной. И если переводчик выбирает неправильную «стратегию», это плохо. Что конкретно надо сделать, чтобы было хорошо, по сути неизвестно. Охватывая всю деятельность переводчика, «стратегия перевода» перемещает переводческие операции исключительно в плоскость эвристических актов. Действия переводчика носят лишь потенциально осознанный, интуитивный характер. В рамках этой концепции почти нет места рациональным операциям, которым можно было бы научить. Остается лишь сетовать на Бога да призывать относиться к делу творчески, что мы и видим в работах некоторых переводоведов. Строгая дефиниция «стратегии перевода» в рамках терминосистемы переводоведения (если считать, что таковая существует) практически отсутствует. М.Я.Цвиллинг совершенно справедливо отмечал: «Необходимым шагом на пути все более полного, всестороннего и глубокого познания определяющих свойств и закономерностей перевода является рассмотрение этого процесса под новыми углами зрения, включение в научный анализ ранее не учтенных его проявлений, релятивизации казавшихся общезначимыми дефиниций» [26.С.22]. Именно под таким углом зрения и надо рассматривать словосочетание «стратегия перевода». При всей его наукообразности оно, по сути дела, обозначает не научное, а обыденное понятие и вследствие этого терминологически неправомерно. От него надлежит отказаться и как от недостаточно определенного, в силу этого не удовлетворяющего требованиям, предъявляемым к научным терминам, не способствующего проникновению в глубь объектов познания и уводящего теоретиков перевода от изучения объективных когнитивных процессов в сторону концепции «черного ящика» и непознаваемости процесса перевода. Живучесть этой концепции имеет определенное объяснение: при современном уровне развития производительных сил в целом и кризисе науки в частности это путь наименьшего сопротивления. Но ситуация изменится, и место «стратегии перевода» должна занять четкая операционная модель, своего рода алгоритм перевода (Подробнее о понятии алгоритма применительно к переводу см. [27 ]). К построению такой модели, пусть даже в отдаленном будущем, теория перевода не только должна стремиться, но и уже сейчас делать на этом пути первые шаги.
ССЫЛКИ НА ЛИТЕРАТУРУ
1. Ивин А.А., Никифоров А.Л. Словарь по логике. – М.: Владос, 1997. – 384 с. 2.Нелюбин Л.Л. Толковый переводоведческий словарь. – М.: Флинта: Наука, 2003. – 320 с. 3.Крюков А.Н. Теория перевода. – М.: Военный краснознаменный институт, 1989. – 176 с. 4.Швейцер А.Д. Теория перевода: Статус, проблемы, аспекты. – М.: Наука, 1988. – 215 с. 5.Комиссаров В.Н. Теоретические основы методики обучения переводу. – М.: Рема, 1997. – 111 с. 6.Швейцер А.Д. Буквальный перевод и интерференця // Перевод и коммуникация / Отв. ред. А.Д.Швейцер и др. – М.: Ияз РАН,1997. – С.22-34. 7.Заиченко А.И. Синхронный перевод: выбранная стратегия или отражение когнитивных способностей человека? //Университетское переводоведение. Вып. 5: Материалы У международной научной конференции по переводоведению «Федоровские чтения» 23-25 октября 2003 г. – СПб: Филологический ф-т СПбГУ, 2004. – С.107-117. 8.Макарова Л.С. Коммуникативно-прагматические аспекты художественного перевода: Дисс. … докт. филол. наук: Спец. 10.02.20. – М.: МГЛУ, 2006. – 364 с. 9.Воскобойник Г.Д. Лингвофилософские основания общей когнитивной теории перевода: Дисс. … докт. филол. наук: Спец. 10.02.20. – Иркутск: ИГЛУ, 2004. – 296 с. 10.Дьяконова Н.А. Функциональные доминанты текста как фактор выбора стратегии перевода: Дисс. … канд. филол. наук: Спец. 10.02. 20. – М.: МГЛУ, 2004. – 185 с. 11.Казакова Т.А. Практические основы перевода. – СПб.: Союз, 2000. – 320 с. 12.Илюхин В.М. Стратегии в синхронном переводе (на материале англо-русской и русско-английской комбинаций перевода): Автореф. .. канд. филол. наук: Спец. 10.02.20. – М.: МГЛУ, 2002. –24 с. 13.Миньяр-Белоручев Р.К. Общая теория перевода и устный перевод. – М.: Воениздат, 1980. – 237 с. 14.Погорелов Е.В. О некоторых принципах переводческого анализа текстов // Сб. научн. трудов МГПИИЯ им. Мориса Тореза. Вып. 278: Смысл текста как объект перевода / Отв. ред. Э.А.Черняховская. – М.: МГПИИЯ. – С.38-41. 15.Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. – М.: ЭТС, 2001. – 424 с. 16.Гарбовский Н.К. Теория перевода. – М.: Изд-во МГУ, 2004. – 544 с. 17.Злобин А.Н. Опыт использования метатекстов в культурологическом анализе перевода // Университетское переводоведение. Вып. 5: Материалы У международной научной конференции по переводоведению «Федоровские чтения» 23-25 октября 2003 г. – СПб: Филологический ф-т СПбГУ, 2004. – С.118-127. 18.Современный словарь иностранных слов. – М.: Рус. яз., 1999. – 742 с. 19.Гусев В.В. Эмпатическая модель в формировании стратегии перевода // Вестник МГЛУ. Вып. 480: Перевод как когнитивная деятельность / Ред. А.Г.Витренко и др. – М.: МГЛУ, 2003. – С.26-41. 20.Психологический словарь / Ред. В.В.Давыдов и др. – М.: Педагогика, 1983. – 448 с. 21.Рябцева Н.К. Теория и практика перевода: когнитивный аспект // Перевод и коммуникация / Отв. ред. А.Д.Швейцер и др. – М.: ИЯз РАН, 1996. – С.42-63. 22.Комиссаров В.Н. Эвристическая ценность моделей перевода //Сб. научных трудов МГПИИЯ им. Мориса Тореза. Вып.295: Теория и практика перевода /Отв. ред. С.И.Канонич. -- М.: МГПИИЯ, 1987. – С.8-16. 23.Швейцер А.Д. Возможна ли общая теория перевода? // Тетради переводчика. Вып. 7/ Ред. Л.С.Бархударов. – М.: Высш. шк., 1970. – С.35-46. 24.Витренко А.Г. Оправдано ли существование частных теорий перевода? // Проблемы обучения переводу в языковом вузе: Тезисы докладов Четвертой международной научно-практической конференции 14-15 апреля 2005 г. – М.:МГЛУ, 2005. -- С.13-16. 25.Витренко А.Г. Надо ли учить переводческим трансформациям? // Вестник МГЛУ. – 2004. – Вып.488: Перевод и стилистические ресурсы языка / Отв. ред. Д.В.Псурцев. – М.: МГЛУ. – С.90 – 106. 26.Цвиллинг М.Я. Роль переводчика в акте коммуникации и понятие «терциарного перевода» // Перевод и коммуникация / Отв. ред. А.Д.Швейцер и др. – М.: ИЯз РАН, 1996. – С.16 – 22. 27.Витренко А.Г. Возможен ли алгоритм художественного перевода? //Столпотворение: Научно-художественное приложение к журналу СПР «Мир перевода». Вып. 6--7./ Ред. М.Д.Литвинова. – М.: Вагриус, 2001. – С.118—122. Вестник МГЛУ. – 2008. – Вып. 536: Сопоставительная лингвистика и вопросы перевода / Отв. ред. Д.И.Ермолович. – С.3 – 17.
