Может ли перевод быть частично эквивалентным? На первый взгляд, ответ на этот вопрос однозначен и дан в научной литературе. «Эквивалентный перевод может быть точным, а точный перевод частично эквивалентным», -- пишет, например, В.Н.Комиссаров [1.С.148]. О частичной эквивалентности говорит и А.Д.Швейцер [2.С.95]. Иначе говоря, понятие «частичная эквивалентность» и соответствующий термин, казалось бы, имеют право на существование. Однако истинный смысл этого вопроса другой: допустим ли частично эквивалентный текст перевода, может ли он быть признан целью перевода как процесса и если да, то в каких случаях? В этой связи при более пристальном рассмотрении проблема эквивалентности перевода вообще, и «частичной эквивалентности» в частности, оказывается сложной, многоуровневой. С одной стороны, она связана с многочисленными изъянами и недостатками терминологии современного переводоведения, явно пока еще не сложившейся в сколько-либо стройную терминосистему и объективно отражающей общее состояние данной отрасли знания [3]. При описании подходов к оценке качества перевода наблюдается терминологический разнобой как в типологии переводов, так и в определении качественного соответствия исходного текста и оригинала. Несомненно, большое значение для типологии перевода имеет критерий, положенный в основу той или иной классификации. Так, целый ряд авторов расчленяет понятие «перевод» на учебный и профессиональный. Первый, на их взгляд, «связан с расшифровкой иноязычного текста с целью его понимания», второй, требующий, в отличие, надо полагать, от первого, «специальной подготовки, навыков и умений», есть «особая языковая деятельность, направленная на воссоздание подлинника на другом языке» [4.С.16]. Такое противопоставление вряд ли следует признать удачным. Во-первых, под «учебным переводом» явно имеются в виду упражнения по сопоставительной грамматике и т.п. Но и они, подобно переводу как профессиональной деятельности, требуют «подготовки, навыков и умений». Во-вторых, учебным, то есть выполняемым с дидактическими целями в процессе подготовки профессиональных переводчиков, может быть и перевод, отнесенный ко второй категории. В зависимости от меры информационной упорядоченности текста перевода, перевод подразделяют на полный и сокращенный. Полный, в свою очередь, по мнению, например, Т.А.Казаковой, подразделяется на буквальный (пословный), семантический и коммуникативный. Буквальный (пословный) перевод, на ее взгляд, «обычно имеет исключительно научную область распространения»[5.С.13]. Семантический перевод «используется для академических изданий, предназначенных для узкого круга специалистов, или для документов, существующих в единичных экземплярах так называемого аутентичного перевода», а также для перевода технических инструкций, большинства научных публикаций, юридических документов [Там же.С.15]. Коммуникативный перевод, по ее классификации, «приводит к переводному тексту с адекватным исходному воздействием на получателя» [Там же]. Только при этом способе перевода языковой состав исходного текста не является главным объектом и не допускаются ни сокращения, ни упрощения исходного материала, но учитывается – или программируется – прагматика получателя [Там же]. К этому способу перевода Т.А.Казакова относит и перевод поэзии [Там же. С.16]. Существуют и другие классификации перевода. Так, В.В.Алимов делит перевод на буквальный (побуквенный на уровне морфем и «пословный» на уровне лексики), являющийся результатом интерференции исходного языка и приводящий к искажению смысла, описательный (при переводе новых и непонятных слов), помогающий переводчику, и свободный, или вольный, при котором из-за плохого понимания оригинала переводчик «уходит» от текста оригинала, делая перевод неадекватным [4.С.20,23]. Совершенно очевидно, что и подходы к оценке качества таких видов и разновидностей перевода, и применяемые при этом критерии будут неодинаковы. В древности различали верный, то есть буквальный, перевод, заключавшийся в дословной передаче подлинника, и вольный (передача по смыслу) переводы. Для ХУ111 в. был характерен «улучшающий», или «исправительный», перевод, сущностью которого было приспособление подлинника к требованиям и нормам классицизма [6.С.9]. С Х1Х в. термин «верный перевод», вдобавок к прежнему, стал широко употребляться в значении «правильный». В ХХ в. для характеристики перевода стали употребляться словосочетания «буквально точный (дословный)» и «дословно точный», а термин «верный перевод» был вытеснен термином «адекватный перевод», употреблявшимся поначалу в значении «правильный, хороший, качественный». Так, Г.Р.Гачечиладзе пишет: «Художественный перевод колеблется между двумя крайними принципами: дословно точный, но художественно неполноценный перевод и художественно полноценный, но далекий от оригинала, вольный перевод» [7.С.81]. «Перевод, «адекватный» в художественном отношении, может и не быть адекватным в отношении языковом, в его отдельных элементах» [Там же. С.87-88]. По мере развития теории перевода появились новые определения адекватного перевода. Часть из них была явно не свободна от недостатков, как, например, определение, данное Р.К.Миньяром-Белоручевым: «Адекватный перевод – воссоздание единства содержания и формы подлинника средствами другого языка. Адекватный перевод является целью художественного перевода» [8.С.221]. Фигурируя в массовых изданиях, такие определения создавали путаницу в понятиях и терминологии. В последней возникла нежелательная полисемия, отражавшая общую неопределенность понятия. А.В.Федоров употреблял термин «адекватный» в значении «полноценный, семантико-стилистически эквивалентный» [9.С.127]. И.И.Ревзин и В.Ю.Розенцвейг считали, что понятия «буквальный», «адекватный» и «вольный», применимый исключительно к поэтике, перевод обозначают , с одной стороны, «явления языковые (соответствие или несоответствие того или иного элемента ПЯ элементу ИЯ), с другой – явления художественно-эстетические». При построении научной теории, ставящей себе целью конструктивное описание процесса, они должны быть заменены более точными [10.С.121]. Появившийся позже термин «эквивалентный» вначале употреблялся только как синоним термина «адекватный». Затем «адекватный» стал употребляться как термин, имеющий широкое значение (=хороший), а «эквивалентный» -- как выражающий смысловую общность оригинала и перевода. Наконец исчерпывающее научное описание различия понятий, обозначаемых этими терминами, дал А.Д.Швейцер: «Если эквивалентность отвечает на вопрос о том, соответствует ли конечный текст исходному, то адекватность отвечает на вопрос о том, соответствует ли перевод как процесс данным коммуникативным условиям» [2.С.95]. «Адекватный» означает «оптимальный в данных коммуникативных условиях». «Перевод может быть адекватным даже тогда, когда конечный текст эквивалентен исходному лишь на одном из семиотических уровней или в одном из функциональных измерений», -- заключил он [Там же. С.96]. Тем не менее термины «адекватный» и «эквивалентный» продолжают, как и ранее, употребляться во всех упомянутых выше значениях, в том числе и как синонимы, не только в переводческом быту, но и в научной литературе [11]. В своем крайнем выражении понятийная и терминологическая неупорядоченность в теории перевода приводит к абсурдным, но категорическим утверждениям типа «адекватность (полнота и верность передачи) не может быть обязательным признаком перевода» [12.С.21] или «процесс понимания целого не является обязательным условием письменного перевода» [13.С.6]. Приведенные цитаты взяты из учебных пособий, предназначенных служить в качестве нормативных и сформировать онтологические представления о переводе у студентов, чьи научные взгляды еще не сформировались или не устоялись. Понятно, что ничего кроме вреда и путаницы такие пособия принести не могут. К тому же в своих трудах теоретики перевода иногда – вольно или невольно – подчеркивают условность излагаемых ими взглядов, концепций, понятий. Так, Н.К.Гарбовский в своей обстоятельной монографии «Теория перевода», говоря о том, что эквивалентность и адекватность являются главными категориями теории перевода, вместе с тем пишет: «Каждый переводчик-практик, освоив теоретические основы перевода, вырабатывает собственную концепцию эквивалентности, которой он и руководствуется в своей творческой деятельности, принимая решения в силу своей общекультурной и языковой компетенции» [14.С.316]. В результате при защите дипломных работ по переводу, например, часто возникает ситуация, когда дипломант, излагая те или иные уязвимые в научном отношении и нередко противоречащие друг другу взгляды различных или одних и тех же теоретиков, отказывается давать оценку их истинности, ссылаясь на то, что это взгляды и терминология не его, а автора имярек, и он, защищающийся, к ним никакого отношения не имеет. Иными словами, у обучаемого вырабатывается стойкий стереотип восприятия теории перевода как области знания, в которой что ни скажи – все якобы будет правильно. Прагматический аспект при оценке качества перевода иногда имеет свойство выходить на передний план. В гипертрофированном виде он положен в основу подхода, в наши дни получившем название «скопос-теории», авторство которой приписывают германским переводоведам К.Райс и Х.Фермееру, которые считают, что главное в переводе – это цель, ради которой он был выполнен [15.С.15]. Ту же точку зрения высказывает в одной из своих работ В.Н.Комиссаров [16.С.159]. Однако такой подход вовсе не нов. По всей вероятности, он возник вместе с появлением перевода. В России еще В.Г.Белинский совершенно справедливо отмечал, что «в художественном переводе не позволяется ни выпусков, ни прибавок, ни изменений. Если в произведении есть недостатки – и их должно передать верно» [17.С.427] и что «если вы своими приделками и переделками сделали его даже и лучше, нежели как оно написано автором, -- перевод неверен, следовательно, нехорош» [18.С.276]. И вместе с тем он утверждал, что «переводчик должен строго сообразовываться со вкусом, образованностию, характером и требованиями публики. Вследствие этого, переводя Шекспира для чтения публики, он не только имеет право, но еще и должен выкидывать все, что непонятно без комментариев, что принадлежит собственно веку писателя, словом для легкого уразумления чего нужно особенное изучение» [17.С.427]. Впрочем, утверждение В.Г.Белинского о недопустимости произвольных опущений и добавлений при переводе художественной литературы в значительной степени справедливо и в отношении текстов других функциональных стилей. В официально-деловых, а также в определенной мере в научно-технических, текстах, например, в «недостатках» может заключаться особая интенция их составителей, и попытка «усовершенствовать» оригинал при переводе сделает последний с лингвистической точки зрения коммуникативно неэквивалентным, а в юридическом, политико-дипломатическом или экономическом плане может повлечь за собой негативные, порой непредсказуемые, последствия. Так что «эквивалентность свыше 100%», постулируемая некоторыми авторами как допустимая и даже желательная, на самом деле допустима лишь в ограниченном числе коммуникативных ситуаций, в остальных же случаях это не благо, а дефект. Одновременно необходимо отметить, что, хотя взгляд на прагматическую адаптацию переводимого текста как на неотъемлемую часть процесса перевода, определяемую его целями, тезаурусом реципиента и т.п., стал в отечественном переводоведении не только преобладающим, но и практически всеохватывающим, с самого начала существовал и прямо противоположный. «Цель перевода состоит не в подгонке текста под чье-либо восприятие, а в сохранении содержания, функций и идейно-художественных ценностей оригинала», -- писал, например, В.С.Виноградов [19.С.24]. Но хотя с таким утверждением, на наш взгляд, трудно не согласиться, тем не менее законно возникает вопрос: почему же в таком случае возобладало иное мнение? Представляется, что причину следует искать прежде всего в методологии исследования перевода как явления объективной действительности. Хотя «Толковый переводоведческий словарь» Л.Л.Нелюбина приводит тридцать три значения термина «перевод» [20.С.137-140], чаще всего традиционно он употребляется лишь в двух: перевод как процесс и перевод как результат, продукт этого процесса. В последнее время наиболее распространенным стало так называемое «телеологическое» определение перевода, предложенное В.Н.Комиссаровым: «Перевод – это вид языкового посредничества, при котором на другом языке создается текст, предназначенный для полноправной замены оригинала в качестве коммуникативно равноценного последнему» [1.С.53]. Это определение в принципе не противоречит истине, но оно, с одной стороны, слишком общо и не конкретизирует в необходимой степени структуру описываемого понятия, а с другой – смещает акценты в совокупности элементов, образующих эту структуру. Это обстоятельство объективно сыграло отрицательную роль в развитии науки о переводе. Концепция перевода как, в первую очередь, вида языкового обслуживания (посредничества) сделала онтологический статус «переводоведения» в значительной мере неопределенным и объективно направила исследование перевода в сторону от лежащих в его основе когнитивных процессов, на всякого рода экстралингвистические факторы, иногда имеющие к предмету данной науки лишь опосредованное отношение, на исключения из правил и т.п. Последнее в немалой степени объясняется и объективными трудностями изучения перевода как процесса. Поскольку процесс перевода не доступен прямому наблюдению, при его исследовании применяют метод моделирования, при котором наблюдению и исследованию подвергают гипотетическую модель, упрощенный аналог-заместитель (не копию) натурального объекта (в данном случае процесса перевода). На сегодняшний день выдвинуто около десятка теорий, относимых исследователями к моделям перевода: теория закономерных соответствий Я.И.Рецкера и А.В.Федорова, трансформационная модель Ю.Найды, И.И.Ревзина и В.Ю.Розенцвейга, семантико-семиотическая модель Л.С.Бархударова, динамическая, или функционально-прагматическая, основанная на теории закономерных соответствий модель А.Д.Швейцера, ситуативная (денотативная) модель Дж. Кэтфорда и В.Г.Гака, психолингвистическая модель А.Ф.Ширяева, герменевтическая (деятельностная) модель А.Н.Крюкова и теория уровней соответствия В.Н.Комиссарова. Все указанные модели, несмотря на различие названий, имеют ряд общих черт. Во-первых, для большинства из них характерна онтологическая ограниченность: они описывают каждая лишь отдельные аспекты процесса перевода. В известной мере их попытки описать процесс перевода можно сравнить с попытками известных персонажей из сказки дать описание слона лишь по той части его тела, за которую они держатся. Во-вторых, все они в той или иной степени, кто меньше кто больше, испытали на себе воздействие вульгарных теоретических воззрений. К таковым в первую очередь следует отнести традиционное деление теории перевода на лингвистическую, объектом изучения которой якобы являются переводные соответствия и процедура их установления [21.С.17; 6.С.17], и литературоведческую. Последняя в конечном итоге сводится к общим рассуждениям об образности, стилистике, эвристической деятельности, таланте и т.п., лежащим полностью вне сферы лингвистики. В-третьих, практически для всех авторов этих моделей характерна некритичность, что, собственно, и породило первые два недостатка и в конечном итоге привело к такому положению, когда все правы, а общий результат -- познание процесса перевода – малоудовлетворителен. Между тем, разрушающее влияние теории закономерных соответствий, которая, по мнению некоторых теоретиков, «объясняет основные приемы работы переводчика» [12.С.7] и которая на самом деле основана на ложных онтологических представлениях (о ее недостатках подробнее см. [22]), практически сводит на нет любую модель, представляющую собой попытку приблизиться к познанию объективной действительности. Не избежал такой участи даже А.Н.Крюков, сформулировавший философские основы теории перевода и выдвинувший целый ряд убедительных взглядов на сущность перевода как процесса. Так, говоря о специфике перевода с восточных языков и предлагая выделить последний в отдельную сферу деятельности под названием «ориентальный перевод», он в качестве обоснования правомерности такого подхода ссылается на отсутствие в некоторых восточных языках категорий рода, падежа, вида и т.п., то есть все на те же нерелевантные для процесса перевода закономерные соответствия [6.С.21]. Тем не менее, несмотря на все их явные и скрытые недостатки, большинство из перечисленных теоретических воззрений можно все-таки признать моделями перевода. Теория же уровней соответствия, строго говоря, таковой не является и в один ряд с перечисленными моделями поставлена быть не может. По словам самого ее автора, она применима лишь при оценке качества перевода, то есть его результата. Моделирования процесса перевода она фактически не предусматривает, возможно потому, что ее автор, как он сам признается в одной из своих работ, четко не представляет себе, что именно должно моделироваться [23.С.8]. Не случайно поэтому В.Н.Комиссаров в своих книгах, как, впрочем, и многие другие исследователи, аргументируя тот или иной тезис, постоянно приводит примеры «перевода» на уровне слова, словосочетания и предложения, хотя сам же справедливо указывает, что «языковые единицы, составляющие текст, сами по себе не являются объектом перевода» [24.С.18] . С научно-методологической точки зрения теория уровней соответствия может рассматриваться лишь как анализ, в лучшем случае – как незавершенный синтез. В практическом же плане она, неправомерно трактуемая как модель, наносит вред и теории, и практике перевода. Во-первых, при этом искажается научное понятие модели. Во-вторых, в рамках действительной модели перевода (а не просто методики оценки качества его продукта) существование отдельных уровней эквивалентности некоторыми исследователями, считающими, что «теория перевода должна иметь дело с одним уровнем эквивалентности» [6.С.127], справедливо отрицается. В-третьих, уровни соответствия зачастую воспринимают не как необходимую совокупность, а каждый из них в отдельности – как допустимый и достаточный уровень. В результате в повседневном обиходе понятием «семантический перевод», например, нередко пользуются обучающие практике перевода преподаватели, как правило не имеющие базового переводческого образования, опыта профессиональной переводческой деятельности и в силу объективных и субъективных причин в недостаточной степени владеющие литературным языком перевода. При этом подразумевается, что этот вид перевода позволяет на законных основаниях абстрагироваться, в первую очередь, от передачи стилистических и некоторых других особенностей исходного текста, к какому бы функциональному стилю он ни принадлежал. Такой подход ориентирован на отказ – редко объясняемый и аргументированный, чаще просто постулируемый – от перекодирования на языке перевода всей совокупности смыслов, заключенных в тексте на исходном языке. В основе его лежит недостаточная общеязыковая и переводческая компетентность его адептов. Теория уровней соответствия находит отражение в научной и учебной литературе. Однако попытки применить понятие уровней эквивалентности к описанию не только продукта, но и процесса перевода результатов не дают, поскольку в конечном итоге сводятся лишь к констатации совпадений или несовпадений на входе и выходе, иногда с высказыванием догадок относительно причин, их породивших [25.С.13-16]. Неплодотворность такого подхода для части исследователей была очевидной с самого начала. Так, еще в 60-е годы ХХ в. И.И.Ревзин и В.Ю.Розенцвейг совершенно справедливо указывали, что наука, описывающая процесс перевода, «не может строиться эмпирически на основе сопоставительного анализа оригиналов и переводов» [26.С.51]. Тем не менее упомянутый подход до сих пор не только не изжит, но и, к сожалению, стал, можно сказать, магистральным. В качестве модели он фигурирует в нормативных курсах по теории перевода и находит широкое применение не только в учебно-исследовательской работе студентов-переводчиков, где такое применение может быть оправдано утилитарными дидактическими задачами, но и в научных исследованиях, где его зачастую неправомерно рассматривают как метод не только оценки качества перевода как результата, но и познания перевода как процесса. Конечно, преувеличенный интерес к сравнительному анализу переводов в какой-то мере объясняется тем, что последний требует не столько глубины научной мысли и теоретического осмысления процесса познания объективной действительности, сколько элементарной усидчивости, однако это вовсе не означает, что различные переводы одного и того же исходного текста не могут быть объектом исследования. Могут, но именно объектом для выработки критериев оценки качества перевода, а не методики исследования перевода как когнитивной деятельности. Совершенно очевидно, что методология исследования перевода как вида профессиональной деятельности требует корректировки. Существующее представление о структуре понятия «перевод» (языковое посредничество = процесс + результат), на наш взгляд, следует видоизменить, представив ее трехчленной: перевод = когнитивный процесс + языковое обслуживание (посредничество) + результат (продукт). Каждый из этих элементов должен быть автономным объектом научного исследования. При моделировании и исследовании перевода как когнитивной деятельности должен использоваться переводчик как идеальная языковая личность. На сегодняшний день этот аспект проблемы практически представляет собой terra incognita. Переводчик как неидеальная языковая личность может фигурировать лишь в рамках исследования перевода как вида языкового обслуживания. В настоящее время в попытках описать процесс перевода эти два аспекта четко не различаются, а сами эти попытки фактически представляют собой малоуспешные поиски компромисса между двумя крайними случаями. В первом из них переводчик, условно говоря, знает исходный язык, но не знает предмета переводимого текста и вследствие этого не понимает этого текста полностью или частично. Во втором случае он знает предмет, но не обладает достаточным знанием исходного языка. И в том и в другом случае степень владения литературным языком перевода может быть самой различной. При этом в исследование процесса перевода в его традиционном понимании привносятся столько побочных факторов, что, если их все учесть, процесс перевода становится труднопознаваемым, что, собственно, и послужило питательной средой для пропаганды взглядов на перевод как всецело эвристическую, иррациональную, в принципе непознаваемую деятельность. Цель перевода как когнитивной деятельности – порождение на сто процентов ( не меньше, но и не больше) коммуникативно эквивалентного текста на языке перевода. И едва ли можно согласиться с некоторыми исследователями, утверждающими, что в художественный текст conditio sine qua non «вплетено индивидуальное поле сигнификата переводчика (отношение его к переводимому тексту), что может воплотиться в форме перевода» [27.С.29]. Здесь мы явно имеем дело с атавизмом «литературоведческой теории перевода», в духе которой еще на Втором всесоюзном съезде писателей (1954) было заявлено: «Зачастую говорят, что переводчик должен всецело подчинить свою личность личности переводимого автора. Это невозможно – и тем более невозможно, чем талантливее переводчик. Долг переводчика – проникнуться мироощущением, манерой, стилистическим характером автора и по мере сил передать это мироощущение, манеру и стиль средствами родного языка, оставаясь самим собою. Какое же творчество возможно после утраты индивидуальности!» [28.С.24]. Но если переводчик полностью не растворяется в авторе (некоторые считают, что это имеет место лишь при условии психотипического подобия автора и переводчика [29.С.33]), то это недостаток перевода и такой перевод неэквивалентен. В этом отношении был прав В.А.Жуковский, который еще в начале Х1Х в. писал: «Переводчик в прозе есть раб» [30.С.410]. На уровне целого перевод как результат (продукт) когнитивной деятельности может быть либо эквивалентным – к этому переводчик должен стремиться, – либо неэквивалентным, третьего не дано. Словосочетание «частично эквивалентный перевод» подобно эвфемизму советского времени «недовыполнение (читай — невыполнение!) плана». Прагматически адаптированный перевод должен рассматриваться как часть языкового обслуживания, и не как универсальная цель, а как вынужденный фактор, диктуемый коммуникативной ситуацией, в которой осуществляется перевод. Как вид языкового обслуживания следует рассматривать и синхронный перевод, при котором допустимо передавать на языке перевода не всю совокупность смыслов текста на исходном языке. В свете вышесказанного, очевидно, требуют более точного определения и термины «теория перевода» и «переводоведение». В настоящее время они часто употребляются как синонимы, либо «переводоведение» охватывает все, как лингвистические, так и экстралингвистические, аспекты перевода во всех его значениях. На наш взгляд, наука о переводе (трансляциология?) должна включать в себя в качестве составляющих теорию перевода, изучающую перевод как когнитивный процесс и его результат (продукт), и переводоведение, предметом изучения которого были бы лингвистические и экстралингвистические аспекты перевода как вида языкового обслуживания. Такой подход способствовал бы и более эффективному решению проблемы оценки эквивалентности перевода. Сегодня нерешенность этой проблемы начинает все более и более остро осознаваться современными лингвистами. «Оценка эквивалентности перевода пока не распространяется на уровень гармонии целого текста», -- констатирует, например, Г.Г.Москальчук [31.С.246]. «Переводческая эквивалентность текста является важной составляющей речевой деятельности на уровне межъязыковых контактов. Интуитивные оценки адекватности формы целого необходимо перевести в наблюдаемые параметры», -- справедливо отмечает она [Там же]. Однако, к сожалению, для этого практически мало что делается. Одним из главных направлений в отечественных переводоведческих исследованиях давно уже стало комментирование и иллюстрирование апологетически излагаемых постулатов, сформулированных на начальном этапе существования теории перевода. Но если какая бы то ни было система знаний претендует на статус науки, она должна сознавать, что в каждый конкретный момент эти знания носят относительный характер как в количественном, так и в качественном плане. А это, в свою очередь, требует, чтобы она постоянно сверяла свою методологию и свои знания с непрерывно накапливаемым теоретическим и эмпирическим опытом и не только пополнялась новыми знаниями, но и – что самое главное – освобождалась от научных заблуждений. Абсолютизация научных знаний приводит к их догматизации, превращению их в тормоз на пути развития самой данной науки. Это, на наш взгляд, мы в значительной мере и наблюдаем в современном отечественном переводоведении.
ССЫЛКИ НА ЛИТЕРАТУРУ
1.Комиссаров В.Н. Современное переводоведение. – М.: ЭТС,2001. – 424 с. 2.Швейцер А.Д. Теория перевода: Статус, проблемы, аспекты. – М.:Наука,1988. – 215 с. 3.Витренко А.Г. К вопросу о терминологии современного переводоведения // Вестник МГЛУ. – 2002. – Вып. 463: Перевод и дискурс / Отв. ред. В.К.Ланчиков. – С.3 -16. 4.Алимов В.В. Теория перевода. Перевод в сфере профессиональной коммуникации. – М.: Едиториал УРСС, 2004. – 160 с. 5.Казакова Т.А. Практические основы перевода. – СПб.: Изд-во «Союз»,2000. – 320 с. 6.Крюков А.Н. Теория перевода. – М.: Военный Краснознаменный ин-т,1989. – 176 с. 7.Гачечиладзе Г.Р. Художественный перевод и литературные взаимосвязи. – М.: Советский писатель,1980. – 255 с. 8. Миньяр-Белоручев Р.К. Общая теория перевода и устный перевод. – М.:Воениздат,1980. – 237 с. 9.Федоров А.В. Основы общей теории перевода (лингвистические проблемы). – М.: Высшая школа,1983. – 303 с. 10.Ревзин И.И., Розенцвейг В.Ю. Основы общего и машинного перевода. – М.: Высшая школа,1964. – 243 с. 11.Ванников Ю.В. Проблемы адекватности перевода. Типы адекватности, виды перевода и переводческой деятельности // Текст и перевод / Отв. ред. А.Д.Швейцер. – М.:Наука,1988. — С.34-39. 12.Миньяр-Белоручев Р.К. Учебное пособие по теории перевода. – М.: Изд-во Военного ин-та, 1976. – 106 с. 13.Казакова Т.А. Аспекты теории письменного перевода. -- Свердловск: СГПИ,1988. – 49 с. 14.Гарбовский Н.К. Теория перевода. – М.: Изд-во МГУ, 2004. – 544 с. 15.Ковалева К.И. Оригинал и перевод: два лица одного текста. – М.: ВЦП, 2001. – 97 с. 16.Комиссаров В.Н. Слово о переводе (Очерк лингвистического учения о переводе). – М.: Международные отношения,1973. – 215с. 17.Белинский В.Г. Гамлет, принц Датский // Полн. собр. соч.: В 12 т. – М.: Изд-во АН СССР,1953. – Т.2. – С.424-436. 18.Белинский В.Г. Стихотворения Александра Струговщикова // Полн. собр. соч.: В 12 т. – М.: Изд-во АН СССР, 1955. – Т. 9. – С.276 -282. 19.Виноградов В.С. Лексические вопросы перевода художественной прозы. – М.: Изд-во МГУ,1978. -- 172 с. 20.Нелюбин Л.Л. Толковый переводоведческий словарь. – М.: Флинта: Наука,2003. – 320 с. 21.Эткинд Е.Г. Художественный перевод: искусство и наука // Вопросы языкознания. – 1970. -- №4. – С.15-29. 22.Витренко А.Г. Надо ли учить переводческим трансформациям? //Вестник МГЛУ. – 2004. – Вып. 488: Перевод и стилистические ресурсы языка / Отв. ред. Д.В.Псурцев. – С.90-106. 23.Комиссаров В.Н.Эвристическая ценность моделей перевода //Сб. научн. трудов МГПИИЯ им. Мориса Тореза. – 1987. – Вып. 295: Теория и практика перевода / Отв. ред.С.И.Канонич. – С.8-16. 24. Комиссаров В.Н. Теоретические основы методики обучения переводу. — М.: Рема,1997. – 111 с. 25.Бреус Е.В. Теория и практика перевода с английского языка на русский. – М.: Изд-во УРАО, 2001. – 104 с. 26.Ревзин И.И., Розенцвейг В.Ю. К обоснованию лингвистической теории перевода // Вопросы языкознания. – 1962. -- №1. – С.51-59. 27.Васильев Л.Г. Переводчик в коммуникативном пространстве // Перевод как моделирование и моделирование перевода / Отв. ред. И.Э.Клюканов. – Тверь: Изд-во ТГУ,1991. – С.25-32. 28.Антокольский П., Ауэзов М., Рыльский М. Художественные переводы литератур народов СССР // Вопросы художественного перевода / Сост. Вл. Россельс. – М.: Советский писатель, 1955. – С.5-44. 29.Сорокин Ю.А. Переводоведение: статус переводчика и психогерменевтические процедуры. – М.: Гнозис,2003. – 160 с. 30.Жуковский В.А. О басне и баснях Крылова // Собр. соч.: В 4 т. – М.;Л.: Гослитиздат, 1960. – Т.4. – С.402-418. 31.Москальчук Г.Г. Структура текста как синергетический процесс. -- М.:Едиториал УРСС, 2003. – 296 с.
Вестник МГЛУ. – 2005. – Вып. 506: Семантические и стилистические аспекты перевода / Отв. ред. В.К.Ланчиков. – С.40-52.
